– Я разгрыз орех и съел ядро. И меня тут больше ничего не держит.
– Вы так и останетесь жить за городом?
– Почему бы нет? Я привел дом в жилой вид. Он теплый, удобства почти все. И главное, никому там нет до меня дела. Кстати, может быть, я как-нибудь приглашу вас туда. За пять лет скопилось немало балласта, и кое-что нужно будет продать.
– Опять продать?! Вам уже и новые коллекции надоели?
– Я очень непостоянный шимпанзе, – кивнул мужчина.
– А не собирать не могу. Дурная болезнь. Она у меня с детства. Я сам, можно сказать, экспонат из коллекции…
Последних слов он не объяснил, прервав откровенный разговор так же внезапно, как начал. Они расстались чуть не на год, и Александра давно перестала воспринимать его приглашение всерьез, когда Лыгин вдруг позвонил. Просил приехать, помочь избавиться от «пары коробок хлама», по его собственному выражению.
– Автобусом доедете до городской стелы. – Он назвал подмосковный городок, где Александра никогда не бывала. – Там выйдете, свернете в переулок направо и отправляйтесь прямо по дороге. Придется пройти километров этак пять.
– Пять?! – ахнула женщина. – Но это очень далеко!
– Отличная прогулка по красивой местности, – с некоторой обидой возразил Лыгин. – Но если лень идти, поймайте такси. Их по шоссе десятки шныряют. Когда попадете в дачный поселок, обратите внимание на фонари. Они установлены вразнобой, как пришлось и как кому повезло. Мой дом у самого последнего фонаря. Столб стоит прямо на моем участке. Легко найдете.
И Александра действительно сразу нашла этот дом, когда приехала. Но тогда, чуть больше года назад, был ясный летний день, светило солнце, и в прозрачном воздухе четко рисовались очертания садовых домиков и бетонных фонарных столбов. Сейчас же стояла непроглядная ноябрьская ночь, и ни в поселке, ни на небе не было ни искорки света. Лишь очень далеко, за сосновой грядой, тянулась цепочка голубых огней – изгиб шоссе. Но оно располагалось словно на другой планете, такая тьма и тишина окружали остановившуюся на разбитой дороге женщину.
Александра расстегнула сумку и вслепую нашла телефон. Нажала кнопку, экран осветился. «Тридцать две минуты первого. Почему Лыгин сидит в темноте? Почему не включил фонарь, ведь он включал его в прошлый раз, когда я уезжала поздно вечером? Он ждет меня или нет? Или это опять его чертов «синдром шимпанзе», и он передумал, во всем разочаровался, и я зря ищу приключений ночью в лесу…»
И, словно в ответ на ее мысли, на краю поселка вспыхнул фонарь. Яркая желтая звезда, неожиданно загоревшая в темноте, на миг ослепила Александру. Тьма тут же показалась еще чернее и глубже. Но фонарь горел, указывая направление и вселяя надежду. Женщина положила телефон в сумку и торопливо пошла на свет.
Вот и короткий проулок, памятный ей с прошлого визита. Разбитый асфальт сменился гравием, безжалостно царапавшим высокие каблуки ее сапог. Художница выбежала из дома, одевшись впопыхах, и уже в такси подумала, что надо было изменить своим привычкам и надеть спортивную обувь. «Но у меня голова шла кругом, чудо, что я сумку-то взяла!»
Звонок Лыгина, сорвавший ее из мастерской, где она реставрировала голландский пейзаж, прозвучал, как всегда, неожиданно. Они не контактировали уже очень давно. Мужчина был предельно краток и категоричен, это напомнило Александре их самый первый, неприятный разговор.
– Вы, помнится, стремились посмотреть, чем я в последние годы занимаюсь. Ну вот, я вас жду.
– Но уже поздно… – растерялась художница. – Одиннадцатый час… Я приеду завтра, рано утром, идет?
– Приезжайте немедленно! – резко сказал Лыгин. – Я свое предложение повторять не буду.
– Вы хотите показать мне коллекцию прямо сейчас? – Александра в смятении запустила испачканные краской пальцы свободной руки в волосы и, шепотом чертыхнувшись, запоздало их отдернула. – Хорошо, я приеду.
– Вы говорите так, будто делаете мне одолжение, – брюзгливо заметил Лыгин. – Я от Богато милостей не жду, а от вас подавно не приму! – И бросил трубку.
А женщина торопливо вытерла краску с волос влажной салфеткой, натянула вязаную шапку, сорвала с вешалки куртку, сумку и привычно сунула ноги в сапоги на каблуках. Будучи невысокого роста, Александра носила каблуки с последних классов школы. К сорока годам она привыкла к ним так, что совершенно не ощущала. Разве что здесь, за городом, на мокром гравии.
…Вот и ограда, сваренная из крашеных железных прутьев, вот приоткрытая калитка. Прямо над ней, высоко на столбе, горит фонарь. Александра толкнула калитку, распахнув ее шире, и ступила на выложенную кирпичами дорожку, ведущую к дому. Она сразу отметила единственное освещенное окно в мансарде. Неудивительно, что издали его вовсе не было видно, свет скрадывали плотные одеяла, служившие вместо занавески. Сквозь них наружу пробивался только слабый малиновый отсвет, тут же растворявшийся в темноте.
«Мог бы включить свет на веранде, там столько старья наставлено, недолго переломать ноги!» Женщина наткнулась на опрокинутое ведро, валявшееся у ступенек, и оно с грохотом откатилось в сторону. Поднявшись на крыльцо и войдя на застекленную веранду, откуда вела дверь в кухню, она подала голос:
– Я приехала!
Ответа не прозвучало. Открыв обитую черной клеенкой дверь, Александра вошла в темную кухню и принялась нашаривать на стене выключатель. Пальцы натыкались на провода, змеившиеся по вагонке, она задела и сорвала с гвоздя что-то железное, тонко зазвеневшее на полу. Наконец нащупала допотопный выключатель и повернула его до щелчка.